Конюшков Евгений Дмитриевич
Православный театр и его зрители
Современный православный театр – это разнородные профессиональные и самодеятельные театральные коллективы, поставившие перед собой сверхзадачу духовного осмысления жизни с позиций Православной Веры.
Достижима ли такая цель в принципе? Ведь театр – институт земной, живет страстями, а Церковь "не от мира сего есть" и в ней нет места страстям. Сознавая это, монахиня Олимпиада (Константинова), в прошлом театровед, пишет: "Театр противостоит храму по своей природе" и потому "Не найти нам в театре подлинной духовности ... православие и театр несовместимы". Но о какой духовности идет речь? Исходя из различных контекстов применения этого слова, очевидно, что существует два его понимания – светское и православное. В первом случае оно выражает стремление людей (в рамках их земных интересов) к нравственному совершенству, познанию мира, восприятию его красоты. Во втором – тем же словом обозначается желание людей жить с Богом, в Боге, и во имя Бога. Последнее понимание духовности несравненно более полно и целостно, поскольку оно включает в себя, как необходимый элемент, и светское содержание этого слова. (Немыслим христианин, лишенный нравственности и не ощущающий красоты Божиего мира). В духовной сфере человек получает возможность преодолеть "земное притяжение", вырваться к миру горнему, вечному, обрести знание о Творце и смысле жизни. Такую подлинную духовность, включающую возможность Богообщения, предоставляет человеку только храм; она недостижима в театре, даже православном.
Но из сказанного совсем не следует, что театр, стремящийся говорить о Боге, несовместим с Православием. Православный театр может поставить спектакль в рамках светского понимания слова "духовность". Однако, его основная задача – свидетельствовать о естественном Божественном Откровении, раскрывая действие высших сил через видимый нами мир, нашу совесть, людские судьбы и историю человечества. При этом не надо бояться различия в восприятии изображенного события человеком верующим и атеистом. Этот "зазор" неустраним. Например, во "Власти тьмы" Л.Н. Толстого кульминационная сцена – искреннее покаяние Никиты. Для верующего в ней слышен "глас Божий", атеист же скажет: "Просто совесть замучила". Театр выполнит свою задачу, если ярко даст собственное видение этого события и при этом потрясет душу любого зрителя самим явлением пробудившейся совести. А дальше ... и капля точит камень.
Такой театр не может иметь каких-либо ограничений по жанрам (кроме чисто развлекательных), темам и стилям.
На Рождественских чтениях нередко звучат вопросы: "Можно ли в православном театре играть страсть? Допустимо ли изображать святых отцов?"
При ответе на первый вопрос учтем лишь несомненное. Мир живет в страстном борении сил Добра и Зла, которое и отражается в театре. Для православного театра важно при изображении низменных страстей показать их тщетность, высоких – их неизбежное торжество. Без показа сильных чувств, доводимых порой до страсти, ни один театр существовать не может.
Отвечая на второй вопрос, заметим, что святые отцы для нас – личности – идеалы. Искусство же, как считал А.С. Пушкин, и стремится создать идеалы. Нынешний же репертуар любых театров, в том числе и православных, упорно нам доказывает, что "Так жить нельзя!" А как можно, нужно? Положительные примеры редки. Необходим показ сильных личностей, способных увлечь, повести за собой зрителей. Такие люди есть в истории Русской Церкви. Не обязательно давать их под собственными именами. Только не следует стремиться "сыграть" их святость. Это невозможно, и сама такая попытка будет кощунством. Но актер способен живо передать действия и поступки этих людей, раскрывающие их характер. Только доверять играть такие образы можно талантливым людям, актерам – личностям.
При образовании православного театра естественно встает вопрос о "грехе лицедейства". Но в театре такой направленности, для актера – художника, осознающего сверхзадачу всего спектакля и своей роли, он практически не существует (вне зависимости от того, отрицательному или положительному персонажу эта роль принадлежит). Подробнее эта тема мною затронута в статье "Храм искусства или Ярмарка тщеславия" ("Православная беседа", № 5, 2004).
Основные творческие трудности православных театров оказались связанными с выбором репертуара. Наши классики в своих художественных произведениях отражали Православную Веру в той мере, в какой она была укоренена в сознании, быте и нравах людей. Но этого еще недостаточно для утверждения со сцены православного сознания. Режиссеры двух московских театров ("Глас" и "Камерная сцена") были вынуждены проделать титанический труд по написанию собственных сценариев, композиций, инсценировок, и даже пьес. Были поставлены и произведения классиков в оригинальной интерпретации. Об успехах в работе этих театральных коллективов я неоднократно писал ("Православная беседа", № 4, 1994; № 4, 1999; № 4, 2000; № 5, 2001; "Встреча" № 12, 2002 и др.). Сегодня мне хочется сказать о некоторых особенностях спектаклей театра "Глас" (художественный руководитель – Заслуженный деятель искусств России Н. Астахов), носящих спорный характер. Хочется надеяться, что такой разговор будет небесполезен для коллективов, находящихся в состоянии творческого поиска.
Все спектакли театра "Глас" в какой-то мере вероучительны. Однако христианская мысль в них нередко (особенно в ранних постановках) открыто провозглашается в виде прямых назиданий, цитат из высказываний святых отцов, молитв, проповедей. Но прямая проповедь, достигающая своей цели в храме, убийственна для театра, всегда основанного на действии. Нередко, ради ясного выражения мысли, режиссер совмещает в одном представлении совершенно разнородные тексты. Например, в спектакле "Раб Божий Николай" первое действие основано на художественной прозе Н.В. Гоголя ("Старосветские помещики"), а второе – на проповеди о мытарствах души после смерти. В результате несомненный выигрыш в этической стороне спектакля (четко выражена мысль о нашей ответственности перед Богом за малейший грех) оборачивается прямым проигрышем в его художественной эстетической цельности. В другом случае, в стремлении к ясному недвусмысленному выражению идеи, режиссер выставляет на первый план то, что было сознательно заложено автором глубоко в подтексте пьесы, вывернув тем самым "наизнанку" первоначальное произведение и разорвав его эстетику. Именно так поступил Н. Астахов, когда обратился к "Ревизору" Гоголя, о чем было написано в моей статье "Разными дорогами" ("Православная беседа" № 1, 2004). Нельзя забывать, что открытая "идеологизация" художественных произведений – это отработанная тупиковая ветвь в развитии искусства. Прав Г. Флобер, говоривший, что "Идея в художественном произведении должна чувствоваться, но не быть видимой – как сахар, растворенный в чашке чая".
Желая создать свою театральную эстетику, более соответствующую духовным основам жизни, Н. Астахов сознательно допускает некоторые "отступления" от общепринятых норм театрального искусства. В спектаклях (особенно созданных по собственным сценариям) показ событий в их сиюминутном развитии заменяется рассказом о них. Убирается единая динамичная интрига, за которой обычно и следит зритель, снижается чувственное страстное начало. В результате создается театр не столько "переживаний", сколько "размышлений". Режиссер, по собственному признанию, стремится придать своим спектаклям "общее молитвенное звучание", создать нечто вроде "соборной молитвы" зрителей и актеров. Но это противоречит природе театра. Театр – это художественно осмысленное игровое изображение жизни, посредством которого человек обращается к человеку. Прямое обращение к Богу здесь неуместно. Театр может призвать к молитве, изобразить ее (через молящегося), но для творения молитвы существует храм, или икона в доме. В результате такого подхода театр функционально как бы приближается к храму, оказывается на территории "церковного двора". В соответствии с этим и посетителями его стали, в основном, духовно близкие православные люди. Это прекрасные зрители. Они все готовы простить театру в благодарность за поднятые темы, а звучащие со сцены проповеди – это для них встреча со знакомым, близким, дорогим. Но православный зритель заведомо малочислен и не "театрален". Посещение театра для многих по-прежнему считается греховным, а увлечение им, как говорил архиепископ Иоанн (Шаховской) является "проявлением духовной болезни". Поэтому естественно, что верующие люди за духовной пищей идут в храм, а не в театр. Потому и заполнение даже маленького зала православного театра оказалось (на протяжении всего периода его деятельности) труднейшей проблемой.
Другой православный театр – "Камерная сцена" – придерживается иной эстетики, не допускает "отходов" от проверенных временем законов театра и, соответственно, посещаемость его более высокая. Однако оба театра в целом ведут разговор с единомышленниками. Большинству же населения, которое проходит мимо не только театра, но и храма, они просто неизвестны. Мы часто говорим, что общество наше бездуховно, нездорово, но ... "Больному нужен врач!" Очевидно, что есть общественная необходимость в православном театре, обращающемся к массовой аудитории далеких от религии людей.
Но как говорить о Боге с инакомыслящими, по-другому видящими и ощущающими мир людьми? Как говорить с "людоедкой Эллочкой", знающей только 30 слов?
Ответ очевиден. Если вы хотите, чтобы вас понял безграмотный эфиоп, то нужно вначале освоить его язык. А это означает вникнуть в его представления о мире, составить свою систему контраргументов и, при разговоре, отнестись к нему без греховного чувства своего превосходства, с уважением и христианской любовью – он ведь тоже несет в себе образ Божий (как и "людоедка Эллочка"). Короче говоря, нужно встать во главе группы и медленно вести ее к цели (как Моисей вел евреев через пустыню). Подобный подход был у такого "ловца душ человеческих" как апостол Павел. Он "Для иудеев был как иудей, чтобы приобрести иудеев... Для чуждых закона – как чуждый закона, чтобы приобрести чуждых закона". При этом сам был "подзаконен Христу" (I Кор 8, 20–21.).
Но мы все ленивы изучать чужой язык и предпочитаем приятную беседу "о своем со своими" трудному разговору "с ними", другими, на понятном "им" языке.
Хочется отметить четыре важных условия при создании православного театра, обращенного к "инакомыслящим" зрителям.
В основе такого театра должны лежать живые естественные человеческие чувства, а не модные ныне надуманные режиссерские конструкции, исходящие часто из посыла "А сделаю-ка все наоборот!" После Вавилонского столпотворения Господь оставил людям один язык, одинаково понимаемый во всем мире, во все времена. Это язык чувств. Он понятен и академику и "людоедке Эллочке". Все должно передаваться через живое слово актера, чтобы разговор со зрителем шел "от сердца к сердцу". А о каком живом слове может идти речь, когда, например, в спектакле по "Чайке" Чехова (театр "Глас"), в финальной сцене Треплева и Нины на сцене вдруг оказывается сразу четыре (!!!) Нины, а потом звучит канонада (?!) выстрелов. О каких естественных чувствах у актеров и зрителей тут может идти речь? Зрители мучительно думают: "Почему четыре, а не одна? А до этого еще были две Ирины Николаевны! Наверное, режиссер этим хотел сказать, что..." И идут решения головоломных ребусов, в которых сердце уже участия не принимает.
Задача театра – не повторять высказывания святых отцов, а показывать подлинную глубинную правду их слов с помощью реальных картин человеческой жизни, узнаваемых живых человеческих характеров, способных вызвать у зрителей поток ассоциаций, разбудить эмоциональную память. Где правда, там и Бог! Служение правде и есть для театра служение Богу.
Спектакли театра должны быть эстетически совершенны. Массовая светская публика может и не принять духовную концепцию постановки, но она обязательно придет в театр в случае бесспорных художественных достоинств спектакля.
Для театра, обращенного к массам, нужна, конечно, соответствующая новая современная драматургия, способная дать ответ на жесткие вызовы нашего времени. Это главное.
Работа по завоеванию массового зрителя тяжелая и сложная. Здесь легко перейти от искусства в область ремесленных поделок в духе агитпропа (только с обратным знаком), стать театром, ведомым зрителями, а не ведущим их. Говорить с массами о "своем", но на "их" языке редко кому удавалось. В связи с этим, в первую очередь вспоминаются пьесы Брехта, Маяковского ("Баня", "Клоп"). Судя по фестивалю школьных театров "Русская драма", у режиссеров растет осознание необходимости вырваться на широкую аудиторию. Правда, художественные решения носят часто примитивный характер. Так, стало уже правилом вводить чуть ли не в каждый спектакль современные ритмические танцы. Но есть и более тонкие решения. Например, в спектакле о лицейских годах Пушкина (режиссер Е.А. Иванова, г. Пенза) удалось рассказать о прошлом современным театральным языком и тем сделать для нынешних школьников близкими и понятными те далекие времена.
Для прорыва к массовой аудитории требуется внутренняя потребность к этому режиссеров, энергия молодости, незашоренность взглядов. Такой потенциал, конечно, есть. И необходимо всячески помогать ему реализоваться.
Проблема предпочтения разговора "со своими, о своем", а не с "ними" на понятном "им" языке касается не только театра, но и деятельности православных СМИ. Сейчас издается огромное количество православных газет и журналов, в том числе – декларирующих духовно-просветительскую направленность своей деятельности. Однако, по моим наблюдениям, все они обращаются к православным читателям и потому совсем неизвестны людям, далеким от Церкви. Лишь журнал "Фома" пытается завести диалог с "сомневающимися". К атеистам же практически никто не обращается. Что это – непонимание проблемы, неумение, или просто нежелание постигать новое? Зато нашей бездеятельностью прекрасно пользуются различного рода протестанты, с успехом пополняя свою паству. Не только пассивно свидетельствовать о Боге, но всеми средствами активно утверждать Христа в сознании людей современного апостасийного мира – не это ли насущная задача каждого православного человека? А иначе как же преодолеть роковой барьер, разделяющий мир на верующих и неверующих? Театр, в силу своей общедоступности, природной эмоциональной заразительности, способности проникать в глубины подсознания, может сыграть исключительную роль в деле наведения мостов между светской и православной культурами и налаживании диалога между людьми ради торжества божественной Истины. Эта задача посильна православному театру при высокой устремленности на ее решение.
Е. Конюшков, январь 2005
P.S. Я сознаю, что некоторые положения этого доклада являются спорными. Однако считаю, что сама постановка вопросов о характере духовности православного театра, составе его зрителей, необходимости выхода на массовую аудиторию далеких от религии людей и выработке для этого соответствующего "языка" является своевременной. Привлечь внимание к ним православной общественности и было сверхзадачей доклада.