Проявляясь одновременно в трех качествах - инсценировщика, сценографа, постановщика, М.Г.Щепенко вместе с актерами своего театра сделал по двум историям разных авторов удивительно цельный спектакль. Своеобразным эпиграфом и камертоном к нему становятся очищающее церковное пение и поднимающийся из тьмы в самый верх сцены далекий храм. Чья душа соответствует их высоте, чья жизнь отвечает соответствующим им нравственным заповедям.

Голос за кадром начинает рассказ о двух бедных старушках, доживающих свой век на краю села. На сцене - совершенно симметрично на разных концах горизонтали - медленно, давая возможность оценить одновременность, тождественность всего происходящего, обнаруживаются в бесконечности ситцевой в цветочек ширмы двери, с одинаковыми свечками появляются две одинаково согбенные как зеркальные отражения друг друга фигурки. Постановщику нужна абсолютная синхронность движений, абсолютность внешнего сходства в начале, чтобы тем отчетливее была ощутима разница человеческою качества в действии. И к той и к другой стучит в ночную непогоду некто, кого они принимают за монаха из горного монастыря, и просит помочь по мере сил двум несчастным, лишившимся крова и всего, что имели. И одна, бережливая до жадности, не может преодолеть себя, отдает только старенький платок, а другая выносит узел, почти все, что имела. Не случайно разговор с той и другой шел под раскаты грома и вспышки молний - едва ушел незнакомец, погорели в одночасье обе, пошли к монастырю искать защиты. И получили - каждая то, что отдала. Они и были те несчастные, помочь которым просил их ночной гость.

Может быть, сама история и не Бог весть, какая, но завораживает в театральном воплощении неожиданностью соответствий, существованием сил и законов, выводящих человека за пределы быта в бытие. Однозначность притчи "Две вдовы и незнакомец" преодолевается соединением чудесного в сакральном смысле истории С.Чистяковой с чудом театра - игрой, может быть, здесь даже не столько игрой актеров, сколько игрой планов, масштабов, "кажимости" и истинности, проявлением времени в пространстве, (сражением друг в друге ситуаций, лиц, всем тем, что приоткрывает за частным всеобщее).

При этом таинственное, чудесное в воплощении постановщика никогда не дышит враждебностью, не несет зла. Таинственный монах совсем не страшней в своем движении сверху вниз по трем ярусам ширм: его кукольная фигурка с каждой новой горизонталью увеличивается в размере, пока не "является" на сцене в человеческом облике. И к старушкам он приходит, не столько, чтобы испытать их, сколько чтобы подать руку помощи, предупредить о возможности беды дать возможность им сегодняшним помочь себе завтрашним.

Та же центральная вертикаль - вышний мир с храмом и нижний с дорогой испытаний, "необойденным домом" - конструирует все происходящее и во второй истории - по В.Одоевскому. Но если в первой главные события происходили на горизонтали реального бытового существования старушек, то во второй вся жизнь героини (Т. Баснина) представлена как путь. Вышла она с утра пораньше в дальний монастырь святым мощам поклониться, за упокой души родителей умерших помолиться, да заплутала в лесу. Ругает себя - и поднимается , уменьшаясь в размерах, фигурка по ярусам ширм и опускается, увеличиваясь, приближаясь, приходит снова и снова к одному месту - к разбойничьему дому, не ведая, что в этом состоит истинный смысл ее жизни - и главное испытание и главное назначение. Не давая своей душе ожесточиться озлобиться, прощая разбойника за все более страшные злодеяния, она и ему тем самым помогает ему раскаяться , спасти душу и семью свою утраченную обретает. Страшный разбойничий "домик" открывается для нее ее давней целью - храмом со всеми ее детьми и внуками.

Разные варианты поведения в одной ситуации в первом акте и стойкость души во всех, все более ужесточающихся испытаниях жизни во втором - материал, дающий пищу для размышлений и детям и взрослым - каждому по способности души трудиться.

В. Головчинер