«Московская правда»
Михаил Щепенко – актер, режиссер, педагог, художественный руководитель Театра русской драмы «Камерная сцена» – играет царя Федора, сына Ивана Грозного, в им же самим поставленной вместе с Тамарой Басниной (она в спектакле царица Ирина, жена Федора) премьере своего театра «Царь Федор Иоаннович» по второй части исторической трилогии Алексея Константиновича Толстого. «Царь Федор Иоаннович» – пьеса репертуарная, любимая режиссерами, с наслаждением играемая актерами – роли-то какие! – с успехом принимаемая залом. Мне, по крайней мере, от Москвы до самых до окраин ни разу не довелось увидеть провального «Царя Федора», а просмотрела я их великое множество. Но, честно признаюсь, такого Федора, как на «Камерной сцене», увидела, кажется, впервые.
Царь Федор Михаила Щепенко – блаженный. Не в смысле – юродивый, дурачок. Он – святой. Уже здесь, на земле. Не от мира сего. Может быть, именно таким был тот человек по имени Василий, что дал имя самому прекрасному храму, возведенному Бармой и Постником на Красной площади Москвы, и удостоился чести быть похороненным в одном из его приделов. Рожденный самым страшным, самым жестоким, самым богохульным русским царем, Федор, каким играет его Щепенко, поставил целью и смыслом жизни искупать грехи отца. Он, разумеется, не говорит об этом ни слова (да если бы и хотел – не смог, нет такого текста в роли!), наоборот, даже время от времени ссылается на свою схожесть с Иваном по части силы характера. Только мы-то видим, что слова эти для других говорятся, а сам Федор об одном печется – как мир в государстве соблюсти, враждующие стороны помирить, не допустить новых вспышек жестокости и кровопролитий, как было при покой-ном грозном батюшке.
Суетлив Федор, вовсе не царственен, да он об этом и не помышляет. В простой холстинной рубахе чувствует себя куда свободнее и легче, нежели в полном монаршем облачении. Тяжела ему шапка Мономаха, ох как тяжела! Потому и бросается опрометью соединить в знак примирения руки Ивана Петровича Шуйского (Сергей Прищеп) и шурина своего Бориса Годунова (Андрей Уманец), потому так молитвенно, склонив набок голову, заглядывает в глаза обоим, что в этом единении государственного ума и воинской доблести видит упрочение и успокоение Руси, а себе великую благодать освобождения от противных его голубиной душе правительственных дел, где и жесткость проявлять необходимо, и суровость в соблюдении законов, а где и хитрость, дипломатичность употребить. Нет, нет, не к власти его душа тянется, не о том его заветные помыслы. Этот Федор, наверное, и голоса небесные слышит, и не раз святые видения ему были. Оттого и взгляд его по-детски чистых глаз такой отрешенный, и все-то он будто к чему-то ему одному ведомому прислушивается. И если бы не люби-мая Ирина, а она ему и жена, и мать, и главная опора трона, дав-но бы ушел Федор в монастырь, а то и в схиму, обретя сразу желанную свободу и покой. А пока суждено Федору царствовать, одна у него отдушина – колокольный звон. Словно украдкой подойдет он к колоколу, по-дергает за веревку и стоит, блаженно улыбаясь, прислушиваясь к тающему в воздухе чистому звуку. С Богом говорит его колокол, сладок Федору этот раз-говор.
Он и брата Митю, последнего отпрыска Иванова рода, видит мысленным взором тихим светлым отроком, любящим, как и он сам, Федор, пуще всего колокольный звон. Будто нет-нет да подойдет Митя к небольшому колоколу и маленькой своей ручкой дернет за веревочку и улыбнется тихому благовесту. (Бессловесная роль царевича Дмитрия введена в спектакль театром.)
Знаю, что к роли царя Федора Иоанновича и постановке толстовской трагедии Михаил Щепенко шел на протяжении многих лет. Внутренне готовился, копил в себе, боялся выплеснуть раньше срока, а когда решился – работал долго, отложив все остальные дела. Как мне показалось, слиянность актера с образом сейчас такова, что должно пройти немало времени, прежде чем Михаил Григорьевич сможет переключиться на новую работу. Это великое счастье, когда актер обретает главную роль всей своей жизни (многим она, как Синяя птица, так никогда и не дается в руки), но это и великое испытание: а что потом? Достигнув потолка, так и биться об него всю оставшуюся жизнь? Только сам талант артиста может ответить на этот вопрос. Потом, по прошествии времени.
А пока идет на «Камерной сцене» трагедия А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» и живет в ней святой человек, блаженный царь Федор, искупающий чистой своей душой и великой верой в Господа нашего Всевышнего черные, грешные деяния отца своего Ивана IV Васильевича, прозванного в народе Грозным.
Наталия БАЛАШОВА