В Московском театре русской драмы под руководством Михаила Щепенко – долгожданная и очень неожиданная для привычного репертуара премьера! Горький? Чехов? Гришковец? Нет, нет и нет!  29 мая на сцене Театра – спектакль «Лифт», дебют молодого режиссёра и драматурга Дмитрия Щепенко. Пьеса написана специально для Московского театра русской драмы и поставлена в совершенно иных – современных – сценографических и языковых решениях. Мы оторвали на пару минут от репетиционного процесса начинающего режиссёра и узнали, что творится у него внутри накануне первого – его собственного -  спектакля…

- До премьеры спектакля «Лифт» остаётся чуть более недели. Скажи честно, волнуешься?

- Если честно, то… нет! (задорно смеётся). Я с радостью предвкушаю этот день, хотя ещё много над чем надо работать, доделывать. Но у меня какое-то хорошее предчувствие, что всё удастся.

- Это твой первый режиссёрский опыт. Что было самое сложное?

- Самое сложное было загнать на репетицию заслуженную артистку России Тамару Сергеевну Баснину (она же – директор театра), которая играет в спектакле довольно большую роль.

- От первой строчки пьесы до закупок материалов для декораций  ты участвовал во всех этапах постановки. Знаешь теперь секрет: как стать режиссёром?

- Ну, во-первых, я ещё не режиссёр, диплом ещё не получил. А во-вторых, мне кажется, никакого секрета нет, главное – смелость!

- Расскажи, как зарождалась идея выпустить свой спектакль?

- Изначально, когда я поступал на режиссуру в Ярославский государственный театральный институт, первым вопросом было: что я захочу ставить. А хочу я ставить вещи, прежде всего, современные, которые затрагивают актуальные проблемы нашей жизни. Хорошей современной драматургии мало, отсюда и последствия – пришлось писать что-то самому. Как это получится в итоге, судить не мне. Но я попытался в своей пьесе раскрыть, на мой взгляд, самые животрепещущие  темы. А вот что это за темы, вы придёте и посмотрите (интригующе улыбается).

- Что из современной драматургии ты бы назвал хорошей пьесой?

- Когда мы в институте читали пьесы для постановки дипломного спектакля, я переработал много различной драматургии, очень много интересных пьес. Но то количество чернухи, которое в них заложено, меня не удовлетворяет. Я против этого на сцене. Есть одна пьеса, которую я очень надеюсь поставить, - это «Академия смеха» Коки Митани. Я впервые увидел её в Ярославле, где гастролировал Самарский академический театр. Идея этой пьесы мне очень близка. Тем более у меня уже созрела картинка, как это всё можно сделать в нашем театре.

- У тебя сейчас двойной дебют, а значит, двойной риск. Почему для первого спектакля ты не остановился на проверенном, возможно, классическом литературном материале?

- Я с самого начала хотел ставить свои произведения, как бы нескромно это ни звучало. «Академия смеха» – одна из немногих чужих пьес, которая мне интересна. Я хочу современного, хорошего современного театра.  Да, классика – на все времена, но ведь когда-то надо создавать новую классику, по крайней мере, пытаться создавать.

- Ты един в трёх лицах – драматург, режиссёр, сценограф. Что из этого тебе ближе?

- У нас в театре так принято – один человек совмещает в себе множество функций, это нормально. Но если выбирать, то для меня интереснее всего сам процесс постановки. Особенно когда работаешь с действительно талантливыми актёрами. У нас, слава Богу, таких в театре хватает. А залог успешной постановки – это, как известно, хорошая интересная драматургия. Мне вот больше нравится общаться с актёрами и пытаться что-то ставить, а на практике получается, что для этого сначала нужно поработать и что-то написать.

- Дима, расскажи, как появлялись персонажи «ЛИФТА»?

- История написания пьесы – долгая. Вначале было только две части, потом можно было целый сериал снимать – я написал про подъезд историй восемь, наверное. Был главный сюжет с мальчиком и с застрявшими в лифте. Другие все эпизоды появлялись в попытках написать полноценную трилогию, но так не получилось. В итоге из всех восьми историй в ткань спектакля вошли разные персонажи и были объединены общей жизнью в одном подъезде. Из одной истории появился бездомный, старушки – из другой, участкового привлекли к действию из третьего сюжета. Цензура, конечно, тоже оставила свой след. Многие сцены и какие-то интересные ходы мне подсказывали в процессе редактуры. Какие-то фразы, линии поведения собирались по крупицам во время репетиций. История с застрявшими в лифте появилась так: я сел писать абсолютно другое, просто про застрявшую семейную пару. Сам не знал, чем всё это закончится. Но мне на помощь пришло озарение – идея с лифтёршей, хороший, мне кажется, ход.

- А есть у героев реальные прототипы?

- Нет, это скорее бытовые наблюдения. В монологах и диалогах героев часто использовались мои собственные выражения. Зацепил несколько фраз друзей.

- Что со сценографией? Она ведь заметно выбивается из всего репертуарного контекста театра.

- В сценографии – образ, некий символ спектакля. Декорации продиктованы также обстоятельствами действия в пьесе. Лифт – он и есть лифт, нужна кабина, кнопки. Но в этом спектакле лифт – ещё одно действующее лицо. Над тем, будет он ездить или нет, я задумался, только когда начал ставить. До этого в нашем театре почти не использовался верхний ярус сцены. В этом спектакле мы задействовали и его, все эти сцены с ногами – интересно, по-моему.

- Финал спектакля оставит зрителям пространство для домыслов?

- Нет, финал композиционно завершает все сюжетные линии, там присутствуют все герои. Но для меня не важно, что дальше стало с этим, а что с этим. Какая разница: ну, живёт Пётр со своей женой, живёт Витька со своей мамой. Мне важно то, что у них внутри, что Витька его простил. Главное – не внешние действия, а внутренние изменения персонажей.

- Как ты сам определяешь жанр спектакля?

- Если пойти методом исключений, то ближе всего, думаю, к комедии. Но с каким-то эпитетом. Какая-то комедия. Грустная, наверное.

- Дима, а на каких примерах выросло твоё литературное слово и что могло быть отражено в «ЛИФТЕ»?

- Прямого последования кому-то нет. Но для меня очень весомо слово Александра Вампилова, если говорить о советских драматургах. Одна из любимейших моих книг – «Дворянское гнездо» Тургенева. И ещё – очень люблю эту книгу – Эрнест Хемингуэй «Прощай, оружие!». Прочитал её случайно, валялась в рюкзаке, на одном дыхании.

- Из твоего зрительского опыта: режиссёром какого спектакля из мирового театра ты хотел бы быть?

- Очень трудный вопрос… Я вырос на спектаклях своего отца, и, естественно, прежде всего, они для меня – образец для подражания. «Ангел Скорбное понимание» – мой любимый спектакль в нашем театре. Если говорить о других спектаклях, то, пожалуй, «Амадеус» Самарского театра – потрясающий спектакль. И, как это ни странно, одно из самых сильных театральных потрясений у меня было на фестивале школьных театров «Русская драма». В большинстве своём на фестивале ты видишь далеко непрофессиональные вещи и ничего особенного не ожидаешь. С такими же мыслями я пришёл на спектакль «Завтра была война» Мытищинского театрального коллектива. А ушёл оттуда совершенно в ином состоянии, меня просто потрясла исполнительница главной роли Алёна Осипова. И в таком потрясении глубочайшем я дня три жил. При том, что всё было по-детски, можно было насчитать кучу ошибок, но этого совершенно не хотелось делать. Это главное в спектакле, мне кажется, когда тебе не хочется копаться в ошибках.

- Есть ли театральные приметы, в которые ты веришь?

-Вообще нет, но у меня сработала одна примета: если у тебя в спектакле актриса-директор, на репетициях её не жди ранее, чем за три дня до спектакля.

- Вот-вот состоится премьера твоего первого спектакля. Признайся, какая оценка, какая реакция на спектакль самая желанная?

- Для меня главная похвала – это желание артистов работать со мной дальше, играть в моих следующих спектаклях. Ну и, конечно, желание художественного руководителя театра ещё не раз доверить мне сцену.