"Театральная жизнь", 2007, февраль

Наша беседа с руководителем Театра русской драмы «Камерная сцена», заслуженным деятелем искусств РФ и академиком РАЕН Михаилом Григорьевичем Щепенко состоялась в жаркие предпремьерные дни.

– Михаил Григорьевич, я знаю, что театр дважды касался Садового кольца.

– Это долгая история, но будем говорить кратко. Мы начинали в Менделеевском институте, потом был «Театр-студия на улице Чехова», около Ленкома. Потом переехали в особняк, в котором находимся сейчас, на Земляном Валу, и переменили название: из «Театра-студии на улице Чехова» стали «Московским театром русской драмы «Камерная сцена». Путь наш шёл, в некотором роде, умышленно через любительский театр, потому что я и сейчас убеждён, что полноценный театральный организм с наибольшей степенью вероятности возникает как единый именно в условиях студийных. К сожалению, сейчас само понятие студийности сделалось аморфным и, в общем-то, неточным, в связи с так называемым «студийным бумом» в конце восьмидесятых. Эту классическую формулу, о которой говорил Вахтангов – «Школа–студия–театр», – мы и пытаемся осуществить на практике. С 1987 года мы являемся профессиональным театром, и с тех пор, вот уже больше двадцати лет, работаем здесь, в этом здании, внутри Садового кольца.

– Да, но у театра получилось две очень разные истории. В период, который был связан с улицей Чехова, это был совершенно другой театр. Была другая внутренняя концепция, которая очень отличается от сегодняшней. Тогда это был период политического протеста, увлечения восточными учениями, а теперь театр развивается совершенно по-другому.

– Я не раз уже повторял свою установку «изменяться не изменяя», чему-то основному мы всё-таки не изменяли никогда. Я не принимаю такого понятия, как «автор спектакля», которое относят только к режиссёру. Авторством наделён коллектив, который в идеале должен быть, в общем-то, коллективом единомышленников – по Станиславскому. И стремление высказаться в мир: «Мир, делайся лучше!», – эта претензия к миру должна быть, на мой взгляд, предъявлена, прежде всего, к самому художнику. Я не разделяю мнение, что художник может быть в жизни самым ничтожным человеком, как писал в своё время Пушкин, а в искусстве – великим художником. А театр – явление особое, он всё обостряет. Театр есть движение не только эстетическое, но и нравственное, и даже духовное. Всегда есть некий символ веры, который должен исповедовать, в идеале, весь коллектив. Если нет этого символа веры, то возникает какое-то эстетское явление, а подлинного театра, на мой взгляд, не получается. Так что мы остаёмся теми же, и для нас собственно эстетическое начало не существует вне начала идейного, вне начала нравственного. Сейчас слышатся голоса о том, что искусство имморально. Ницше в своё время говорил о том, что искусство должно быть сверхнравственным, сверхморальным, надморальным. Я это убеждение не разделяю. Толстой считал, мы питаемся не для того, чтобы получить наслаждение, а всё-таки с какой-то другой целью. С какой? Что стоит за телом? На этот вопрос всегда отвечает художник. Это его степень ответственности перед миром.

– Вы говорили о единомышленниках. Я знаю, что Ваш самый главный единомышленник – это Ваша супруга Тамара Сергеевна Баснина – актриса и директор театра. Она в этом году празднует свой юбилей. Что Вы можете сказать о, наверное,непростом пути, который вы прошли вместе с самого начала?

– Я думаю, что здесь даже трудно разделять нас и говорить только о том, что это театр Щепенко. Скорее, правильнее называть, что это театр Щепенко и Басниной, хотя было время, когда она носила фамилию Щепенко, но такие уж превратности судьбы... И всё, что создаётся нами вместе, всё проходит в процессе взаимосвязанного поиска. Вплоть до поиска художественных решений и религиозного поиска. Кто в первую очередь выдвигает идеи, трудно понять. Наверное, мне как мужчине свойственно более глобальное мышление. Она очень тонко чувствует все компоненты спектакля. Ну и не только спектакля, – и воспитательного, педагогического процесса также. Поэтому наш союз является той самой состоящей из двух половин аркой, которая упадёт при отсутствии одной из частей.

– Вы ведь вахтанговец, а это означает, что форма особенно важна в Ваших спектаклях.

– Да, мы вахтанговцы. Не просто по диплому, но потому, что мы разделяем многие его идеи и, прежде всего, идею о том, чтобы каждый спектакль обретал в идеале единственно возможную для него форму. То есть поиск в области формы обязателен при наличии поиска в области нравственной и духовной. И так было всегда, с самых первых наших спектаклей. Так что вот в этом смысле мы тоже остались прежними.

– Михаил Григорьевич, мы знаем, что Ваш театр большое внимание уделяет детскому репертуару. В театре есть детская и юношеская студии, Вы преподаёте в Ярославском Государственном Театральном Институте, и Ваши актёры являются Вашими студентами. Ваш театр выезжает в детские дома и больницы со спектаклями, а Новый год, объявленный Годом ребёнка, был отмечен благотворительными акциями.

– В зимние каникулы мы смогли принять в своём театре ребят из многодетных семей и детских домов. Они смогли посмотреть новогодний и рождественский спектакль «Морозко», получить хорошие подарки и пообщаться после представления с героями наших сказок. Второй год мы проводим рождественские благотворительные акции совместно с Фондом содействия развитию культуры, образования и науки «Филигрань», президент которого Анна Николаевна Крештель является нашим единомышленником. Многое из того, что мы вместе задумали, состоялось, но ещё больше впереди.

– Ваш театр уже восемь раз провёл Всероссийский фестиваль школьных театров «Русская драма», а в прошедшем году Вы стали соучредителями и приняли на своей сцене Международный театральный форум «Золотой витязь».

– Это большой труд, но и большая радость. Оба эти фестиваля объединяет идея, выраженная в лозунге «Золотого витязя»: «За нравственные христианские идеалы и возвышение души человека». Мы в своём школьном фестивале стараемся максимально уделить внимание духовному выбору юных актёров. После этого фестиваля в течение года я провожу режиссёрские лаборатории с руководителями театральных коллективов, спектакли которых шли на нашей сцене.

– Спектакли Вашей детской студии идут в репертуаре театра. Кто руководит этой студией?

Юлия Щепенко. Наша дочь. Она сама мама четверых детей и у неё очень хорошо получается общаться с детьми. Надо сказать, что театр уже поставил четыре её пьесы, которые она и репетирует со своими учениками.

– А какая готовится премьера в детской студии?

– По рассказам Евгения Носова «Бенгальские огни». Юлия сделала инсценировку, и уже к весне нас ожидает премьера.

– Да, жизнь у вас очень насыщенная. Не успели отбушевать новогодние праздники, а театр уже живёт в ожидании двух премьер. Ваша «взрослая» премьера, с одной стороны, очень неожиданная для сегодняшнего репертуара театра, а с другой стороны, очень закономерная, если вспомнить предыдущий репертуар театра. Что Вы можете сказать об этой работе?

– Это действительно премьера необычная. Я убеждён, что пьеса Михаила Дунаева «Комедия условностей», лежащая в основе нашего спектакля – блестящая интеллектуальная драма. Но мы изменили название. Спектакль будет называться «Дон Жуан?.. Дон Жуан!» Это очень парадоксальная концепция личности Дон Жуана, попытка измерить этот образ иной мерой, не только той, которой до сих пор его мерили. Объяснить идею спектакля очень сложно, но если говорить очень коротко… Беда нашего заблудшего человечества состоит в том, что у него отсутствует абсолютная истина. Мы живём, в основном, в состоянии поиска очередной относительной истины, которая в конечном счёте является очередной ложью. Об этом говорили многие художники. Ромен Роллан, например, говорил о том, что человечество переходит от одной формулы лжи к другой, а отнюдь не от лжи к истине. И даже сейчас выдвигается термин не «человек разумный», а «человек заблудившийся». Христос говорил: «По плодам их узнаете их»... И вот сейчас явление человечества, если познавать его по плодам, – что-то вырождающееся, исчезающее. Значит, то, что человек болен, уже констатируется давно. А вот в чём его болезнь? Мы и пытаемся в этом спектакле сказать. И сказать, как ни странно, весело, остроумно, танцуя под зажигательную испанскую музыку. Что же касается сценографии, то мы её решили в авангардном ключе.

– Это удивляет, как и тема: донжуанство и христианство. Михаил Григорьевич, почему именно этот герой избран Михаилом Дунаевым, который, как известно, является доктором богословия и профессором Духовной Академии?

– Дело в том, что Дон Жуан – это явление христианской традиции, хоть и католической. То есть связь некая существует просто исторически. Но, с другой стороны, здесь некая доля художнической фантазии и, собственно, проекции определённых убеждений, определённого вероисповедования, что делает возможным взглянуть на этот образ иначе. Но в большой степени всё равно это парадоксальный приём – посмотреть на значимую в истории человечества личность свежим взглядом.

– Спасибо большое. Мы с нетерпением ждём Вашей премьеры, и хотели бы более подробно вернуться к этому разговору в следующем номере.


© 2001-2023, Театр русской драмы
тел.: (495) 915-75-21 (администрация), для справок: 8 (916) 344 08 08
E-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
Наш адрес: г. Москва, ул. Земляной Вал, д. 64/17


Яндекс.Метрика